– Зря ты сбежал, Иуда. Надо было остаться.

Иуда спросил его:

– Ты получил деньги, которые я оставил?

– Конечно получил, и инструкции тоже, но ведь я им, на хрен, не последовал, а? И разве ты теперь не рад? Что я тебе принес-то? – Каттер хлопнул по своему мешку ладонью. – Они не были готовы, когда ты уходил.

– Зато теперь одно разбито. – Иуда печально улыбнулся. – А оставшегося мало.

– Разбито? – Каттер был потрясен. А он-то тащил их в такую даль. – Тебе не надо было уходить, Иуда, особенно без меня. – Он тяжело дышал. – Ты должен был подождать.

И Каттер поцеловал его – с настойчивостью, которая всегда овладевала им в такие моменты, даже с отчаянием. Иуда ответил на его поцелуй, как всегда, терпеливо и нежно.

Даже теперь, с удивлением осознал Каттер, мысли Иуды Лёва занимало что-то, кроме происходящего здесь и сейчас. Он всегда знал Иуду таким и сначала думал, что имеет дело с типичным ученым, более или менее рассеянным. Каттер держал в Барсучьей топи магазин, и среди его посетителей было немало ученой братии. Он очень удивился, различив в речи Иуды легкий акцент уроженца центральных районов.

Их первая встреча состоялась больше десяти лет тому назад. Выйдя из задней комнаты, Каттер застал в магазине Иуду, погруженного в созерцание эзотерики, от которой ломились черные деревянные полки: записные книжки, метазаводные механизмы, таинственные препараты из растений. Высокий худой мужчина, много старше Каттера, с ломкими длинными волосами и обветренным лицом, он широко раскрытыми глазами глядел на все, что его окружало. Дело было вскоре после Мусорной войны, и Каттера заставили сдать свой уборочный автомат. Вот как получилось, что он сам мыл пол и злился. Клиенту он нагрубил.

Когда Иуда пришел снова, Каттер сделал попытку извиниться, но тот лишь посмотрел на него внимательно. Когда он пришел в третий раз – его интересовали алкалиды и лучшая, самая плотная глина, – Каттер спросил, как его зовут.

– А мне вас как называть – Иуда, Юд или доктор Лёв? – спросил Каттер, и тот улыбнулся.

Никогда в жизни Каттер не чувствовал, чтобы другой человек так глубоко проник в его помыслы и понял их, как при виде той улыбки. Без малейшего усилия или насмешки он открыл истинные намерения Каттера. Тогда же Каттер постиг, что перед ним не рассеянный ученый, как он считал до сих пор, но святой. Очень скоро он влюбился.

Они стеснялись друг друга. Не только Иуда и Каттер, но Иуда и Помрой, Иуда и Элси. Иуда снова и снова расспрашивал их о том, как умер Дрей, как погибли Фейх и Игона. Еще раньше, когда путешественники рассказали ему о своих потерях, он пришел в ужас и сильно помрачнел.

Он слушал истории гибели путников, как слушают легенды. Игона в водяном столбе; Дрей, парящий с раскинутыми руками. Вот только смерть Фейхечриллена под шквальным огнем трудно было переложить в рассказ.

Иуду пытались вызвать на разговор о том, чем он занимался все это время. Но он лишь отмахивался, как будто говорить было не о чем.

– Я ехал. На своем големе. Я направил его на юг, через лес, к Мелкому морю. Там я оплатил проезд на тот берег. И поехал на големе к западу, через деревни кактов. Они мне помогали. Я пошел через ущелье. Я знал, что за мной гонятся. И устроил ловушку. Слава Джабберу, что ты это понял, Каттер.

На мгновение лицо его сделалось страшным. Он выглядел усталым. Каттер не знал, что выпало на долю Иуды и что угнетало его теперь. Его тело покрывали шрамы: знаки невзгод, о которых он не хотел говорить. Поддержание жизни в големе не требовало больших усилий, но энергию Иуде приходилось тратить не только на это создание.

Каттер положил ладонь на серый бок твари.

– Отпусти его, Иуда, – сказал он.

Тот взглянул на него, как и обычно, с изумлением и медленно улыбнулся.

– Отдохни, – велел он и коснулся грубо сработанного лица голема.

Глиняный человек не пошевелился, но что-то покинуло его – некий оргон. Он едва заметно осел, с тела посыпалась пыль, трещины на боках внезапно стали суше. Голем навсегда остался стоять там, где стоял. Постепенно он развалится на части, а щели в боках станут приютом для птиц и разных тварей. Потом останется лишь небольшой холмик и со временем тоже исчезнет.

У Каттера зачесались руки толкнуть голема, чтобы тот завалился на бок и рассыпался сразу, а не стоял, застряв во времени. Но он удержался.

– Кто такой Дрогон? – спросил Иуда.

Без коня шептун казался потерянным. Он находил себе разные дела, чтобы не мешать другим говорить о нем.

– Распоряжайся тут я, его бы здесь не было, – заявил Помрой. – Слишком уж он силен для простого шептуна. И мы не знаем, откуда он взялся.

– Он бродяга, – объяснил Каттер. – Батрачит на ранчо, охотится. Верховой бродяга, короче. Он как-то прослышал про твой побег, – слухи сейчас распространяются быстро. К нам он пристал потому, что хочет найти Железный Совет. Думаю, ему что-то нужно, и никаких сантиментов. Он не однажды спасал нам жизнь.

– Он идет с нами? – спросил Иуда.

Все посмотрели на него. Каттер осторожно начал:

– Понимаешь… тебе не обязательно идти дальше. Мы можем вернуться. – (Иуда странно посмотрел на него.) – Я знаю, ты думаешь, что, раз установил в твоих комнатах голем-ловушку, тебе нет дороги назад, и ты прав, они обязательно будут следить за тобой, но, черт возьми, Иуда, ты ведь можешь уйти в подполье. Ты же знаешь, что Союз тебя защитит.

Иуда переводил взгляд с одного на другого; пристыженные, они не выдерживали и отводили глаза.

– Вы не верите, что он еще там, – сказал Иуда. – В этом все дело? Вы здесь только из-за меня?

– Нет, – ответил Помрой. – Я с самого начала говорил, что я здесь не только из-за тебя.

Но Иуда уже не мог остановиться.

– Вы думаете, что его больше нет? – Он говорил со спокойной уверенностью, почти как священник. – Он существует. Как я могу вернуться, Каттер? Разве ты не понимаешь, зачем я здесь? Они ищут Совет. А когда найдут, то уничтожат. Они шли воевать с тешанами, но случайно натолкнулись на Совет и решили, что не могут допустить его существования. Я слышал об этом от старого знакомого. Это он рассказал мне о том, что Совет нашли, и о том, что с ним хотят сделать. Я должен предупредить Совет. Я знаю, что Союз меня не поймет. И может быть, даже изгонит из своих рядов.

– Мы отправили им послание, – сказал Каттер. – Из Миршока. Они знают, что мы идем за тобой.

Иуда достал из своего мешка бумаги и три восковых цилиндра.

– От Совета, – объяснил он. – Самому старому письму семнадцать лет. Первый цилиндр еще старше. Ему почти двадцать. Два последних прибыли три года назад, и в день прибытия им было по два года. Я знаю, что Совет существует.

Как попадали письма к Иуде, никто не знал. Может, их везли через лес Феллид к морю, оттуда на кораблях через пролив Огненная вода в Шанкелл и Миршок, потом в Железный залив и Нью-Кробюзон. Или кружной дорогой через горы, или за сотни миль через леса и болота близ Толстоморска. Через сам Толстоморск, лежащий среди равнин. Либо по воздуху, либо с помощью магии, но они добрались-таки до Иуды Лёва.

«Почему бы тебе просто не написать ответ, а, Иуда? – подумал Каттер. – Они ждут, ты же знаешь. Но знают ли они о твоем приходе? И сколько сообщений затерялось в пути?»

Каттер представил себе кусочки воска, рассыпанные по придорожным канавам. И клочки бумаги с шифровками, носящиеся по степи, точно опавший яблоневый цвет.

Вид этих бумаг и цилиндров с бороздками – звука, запечатленного во времени, – вызывал в нем трепет. Это были артефакты из легенд Союза, то, о чем рассказывали путешественники и инакомыслящие.

Что было известно Каттеру? Впервые он услышал о Железном Совете в детстве, и это была сказка, наподобие историй о Джеке-Полмолитвы, Торо или Волхвосстании. Когда он повзрослел и понял, что парламент может и лгать, – а значит, в болотах к югу от города могло и не быть никаких происшествий, – стали говорить, что Железный Совет увели туда, где никто и никогда его не найдет. Даже те, кто якобы видел Совет своими глазами, только и могли, что указывать куда-то на запад.